Николай Николаевич Ерезеев

Моя семья гордится моим прадедом Ерезеевым Николаем Николаевичем. Он воевал с фашистской Германией и победил. Сначала он участвовал в атаках на диверсионных катерах, потом был разведчиком.

Ерезеева Николая Николаевича Великая Отечественная война застала на Кольском полуострове, где он находился вплоть до осени 1946 года. Во время войны он никогда не думал, что у него будет крыша над головой, т. к. все друзья, товарищи остались там. Только у него, видимо были очень сильные ангелы-хранители, поэтому несколько раз смерть не смогла его одолеть. В 1949 году он женился на Яковлевой Клавдии Яковлевне, 1926 г.р., и с интервалом в 5 лет у них родились три сына: Виталий 1951 г.р., Николай 1956г.р., Дмитрий 1961 г.р.

Эпизоды из военной биографии Ерезеева Николая Николаевича по его рассказам:

«Военный тральщик, на котором воевал Ерезеев Н.Н. находился на причале, а часть команды отпустили в увольнение на берег до 15.00. На берегу особо делать было нечего, и он, возвращаясь на пирс в 14.30, увидел, как его корабль выходит в море. Быстро найдя дежурного по пирсу, он просил, умолял дать катер, чтобы догнать своих друзей. Тот стал грозить ему трибуналом. В разгар перепалки сын кузнеца одним ударом заставил замолчать дежурного, за что был отправлен в штрафбат там же на Кольском полуострове в пехоту.

Будучи в штрафбате, через несколько дней он узнает, что военный тральщик вместе со всей командой был потоплен немецкой подводной лодкой.

В штрафбате, когда их осталось 3 человека, и полевая кухня забыла об их существовании, Ерезеев Н.Н., расспросив товарищей об их близких на гражданке, решил идти в нейтральную зону, чтобы раздобыть хоть какие-то продукты у убитых. Товарищам сказал, что он сирота, дома никто не будет его оплакивать, хотя его ждали родители и три сестры с братишкой.

Предварительно изменив почерк у своего пулемета трассирующими пулями (сделал через 7 пуль) и, наказав, чтобы постреливали в течение двух часов, пополз в неизвестность, после двух часов можно не стрелять, т.к. он уже не вернется.

У советских солдат редко, но у кого-то был сухарик, хлеб, а у немецких — были галеты, шоколад, прессованный хлеб. У одного из убитых фашистов Николай обнаружил золотые изделия: кольца, зубы, цепочки и т.д. завернутые в тряпицу. Он разбросал все это на 4 стороны, т.к. как он не предполагал, что когда-нибудь доживет до мирного неба. Когда, собрав все, что смог, он пополз на знакомый почерк пулемета, и, когда до своих оставалось несколько метров, над головой засвистели знакомые пули. Услыхав отборную русскую речь, товарищи бросились его обнимать, будто он явился с того света.

— Вы, что, с ума сошли? Только что чуть не убили, а теперь обнимаете?

— Николай, а ты знаешь, что прошло почти 5 часов.

— А что же вы стреляли из пулемета после 2-х часов?

— Мы знали, что ты все равно вернешься живым.

Разделив собранную еду на 3 части, они продержались еще несколько дней. Те продукты, которые были в крови, отложили в сторону. Когда совсем ничего не осталось, он, преодолев брезгливость, ел и окровавленные продукты, остальные отказались.

Стреляя с разных позиций, трое советских штрафников, создавая видимость, что их много, продержались 5 дней.

Искупив свою вину, штрафники отправились по своим частям. Ерезеева Н. отправили в одну из частей полуострова, около поселка Полярный.

Прибыв на место, в новую часть, доложив о прибытии, он спросил: «почему бойцы мерзнут на воздухе?»

— Потому, что топится печь в блиндаже, и от дыма не продохнуть!

— И что, некому починить?

— А ты умеешь? —спросил командир

— Попробую — ответил Николай.

Залили печь водой, убрали наверх кирпичи. Вновь прибывший из снарядной гильзы, бочки железной и каких-то труб создал форсунку, работающую на солярке, благо ее было много. Когда затопили новую печь, пламя вылетело из трубы как из реактивной установки. Через 10 минут в блиндаже было как в бане. Но был один минус: нельзя было топить печь в ночное время, чтобы не обнаружить себя.

Через некоторое время у командира сломались наручные часы, и он задал вопрос перед строем: «Часовщики есть?», поскольку никто не выходил, Ерезеев сделал шаг вперед. Была не была, думал он, хоть какая-то будет передышка от боев. Открыв крышку часов «ЗИМ», он сразу обнаружил, что сломана ось маятника. Таких запчастей на передовой нет, но у него на руке такой же «аппарат». Он аккуратно поменял местами ось маятника, и часы командира «ожили».

Шли вялотекущие бои с переменным успехом, но однажды командиру пришло предписание: прибыть на новое место службы, перед отъездом он вручает Ерезееву Николаю пакет для доставки в соседнюю часть. Оказалось, там командиром был его хороший товарищ, и в пакете было сказано, чтобы он держал этого бойца поблизости, так как он на все руки мастер. «В тот день, когда я шел по тундре в соседнюю часть, было лето, небо было голубое, будто нет никакой войны, цветут цветы, птицы поют, — вспоминал Николай Николаевич, — на небе появилась маленькая точка, постепенно увеличивалась, ну, думаю, наш самолет — территория-то наша. Когда самолет стал лететь в мою сторону и снижаться, я заметил на крыльях кресты. Я бросился к большому камню, примерно, как наша баня. Немец дал пулеметную очередь, долетели осколки от камня, но меня не задели, я находился в мертвой зоне. Пока самолет разворачивался, я перебежал на другую сторону камня. Так повторялось еще раза два, немец стал бить разрывными. Мне стало смешно, но сообразив, что он может вызвать еще самолет, и пока он разворачивался, я набросил шинель на небольшой камень. Он еще 3 раза заходил на мою шинель и бил разрывными. Потом улетел с радостным чувством выполненного долга. Подобрав все, что осталось от шинели, я через какое-то время докладывал часовому о прибытии с пакетом. Тут выходит новый командир:

— Боец, почему не по форме одеты, где ваша шинель?

— Она испортилась…

— Как испортилась, что, хотите в трибунал?

После того, как я вывалил содержимое на землю, командир, попинав мои «веревки», выслушав, как было дело, тут же вызвал старшину и приказал выдать мне любую шинель, какую я пожелаю. Мне подошла офицерская, и старшина сказал, что на мне очень хорошо сидит. Конечно, я знал, что снайперы всегда в первую очередь берут на прицел офицеров и поэтому влез в свою родную, солдатскую.

Помню, как-то на привале я, взяв свой котелок каши, сел на пенек и только успел проглотить пару ложек, как ко мне подошел сослуживец крупной комплекции и потребовал уступить ему место.

— Это место тобой куплено?

— Конечно, куплено.

— Пожалуйста.

Я пересел на землю в двух-трех метрах от него, прислонившись к дереву, решил поберечь силы для немцев. Не успел я съесть две-три ложки, как голова этого амбала разорвалась как арбуз. Разрывная пуля снайпера попала прямо ему в рот. Снайпер прицел винтовки держал на мне, но мой погибший однополчанин ушел вместо меня.

После ДМБ в 1946 г. осенью я приехал в г. Канаш. Стояла золотая осень. Автобусов тогда не было, и в свою деревню надо было идти своим ходом. Сразу же за железной дорогой в лесу на поляне я увидел троих мужиков. У них была недопитая бутылка водки, а на закуску — нарезанная красная рыба. Все трое были мертвы. Как я узнал позже под Канашом по техническим причинам отцепили вагон с рыбой и отправили в торговую сеть. Вагоны шли из Дальнего Востока в Западные войска. Сразу стали говорить по радио об отравленной рыбе, ходить по домам, но не всех, видимо, спасли.

В Комсомольских лесах я собрал орехи. Они лежали на земле, все были спелые, желтые. На лесной тропинке мне встретился человек с ружьем, это был лесник, с которым у нас состоялся «дружеский диалог»:

— Куда путь держишь, служивый?

— Да, вот, домой на родину. Восемь с половиной лет дома не был…

— А что у тебя в вещмешке?

— Орехов собрал для родных, все же не с пустыми руками иду.

— Ты разве не знаешь, что орехи, ягоды, грибы надо сдавать государству и только 10 % оставлять себе. — Откуда я мог знать новые законы, столько лет дома не был.

— Ну, давай высыпай, много не разговаривай.

Увидев в метрах пяти пенек, я подошел и поставил вещмешок на него, затем подошел к нему и говорю:

— Забирай, (а в кармане у меня трофейный «вальтер»),

— Что ты, правда, не знал об этом?

— Откуда мне было знать?

— Ну, тогда, забирай вещмешок и шагай куда шел.

— Нет, это ты шагай, куда шел и не оглядывайся.

Выждав, пока он скроется из вида, я взял вещмешок и зашагал в родную сторону, без происшествий добрался до родного дома.

Дома быстро накрыли стол, собралась родня, все были счастливы. Внезапно раздался стук в окно и мужской голос крикнул, чтобы я завтра выходил на строительство дороги из булыжников в сторону Батырево. Это был Семка, мой ровесник, отсидевшись в тылу, стал председателем колхоза. Я выбежал, пригласил его к столу, но он даже не обернулся. Если бы он поговорил со мной по-человечески, я бы сразу же с радостью вышел на работу. Но вечером другого дня пришла посыльная 17-летняя Настя. Тоже в грубой форме прокричала в форточку, что, если утром я не выйду на работу, то меня заберет «черный ворон».

От незаслуженной обиды я тут же хотел расправиться с ними, как с врагами, но мой отец сказал мне, чтобы я начинал с них, иначе их всех отправят в Сибирь на голодную смерть.

Не дожидаясь утра, поскольку все документы были еще при мне, я отправился на «вольные хлеба» и через какое-то время оказался в Москве, где помогал сапожнику чинить обувь, т.к. армейский опыт у меня был. После военной разрухи людям не во что было одеться. Временами я из Москвы привозил нитки, из которых женщины ткали домашние холсты и шили из них одежду. В то же время занимался фотографированием. Люди с удовольствием фотографировались, и я на обратном пути привозил готовые фотографии. В Москве я поступил на завод работать слесарем. До войны я учился в ФЗО в г. Горьком, получил специальность слесаря, проходил практику на ГАЗ-е. Его тогда только строили. Дали место в общежитии, позже предлагали и квартиру, но я отказался, так как я не мог жить в таком большом городе, где очень много народу».

Ерезеев Николай Николаевич 18.11.1918 г.р., умер 24 октября 2010 г. в г. Канаше в собственном доме, в своей кровати, в 2 часа 53 мин. Вечная память.